СудьбаВот, допустим, идешь ты. Не к успеху идешь, а просто. По улице. Ногами. Левой-правой, правой-левой. Или правой-левой. Как угодно. Не важно! Важно тут другое: Представь: на твоем пути лежит какой-то смертельно больнючий микроб. Фатально больнючий.
И ты наступаешь на него подошвой. А потом, внезапно, неожиданно для себя, взял такой, во клевые у меня ботинки - и лизнул. Подошву. Языком. Не знаю почему. Не важно. Давно так не делал, очень. Просто немыслимо захотелось. Как иногда хочется поймать и укусить голубя, только гораздо сильнее и явственней. Ну, и лизнул. И микроба заодно. Заболел и скопытился нафиг. Медицина-то нынче знаете какая? Никакой!
А ведь мог бы стать чемпионом по байдарке и каноэ, если бы наступил не на микроба, а на витамин Цэ. Или на сельдерей наступил бы. От сельдерея каноэ не убудет. Но не наступил. Или, представь, если бы таджик утром улицу шампунем помыл - ну, так, просто из любви к искусству.
Чем Москвабад не Европа? Ты, такой, наступаешь - а микроба нет. Вымыли его. И эффект от микроба тоже. Или вот, он помыл шампунем, всё хорошо, но рядом с микробом, а самого микроба никак не повредил. И, казалось бы – вот она, неминучая неминучесть! Фатум! Перст судьбы! А вот хренушки! Потому как ты ногу сломал, потому что поскользнулся, когда под ноги не смотрел - шел и читал Кафку. Ну вот кто тебя дергал читать его прямо сейчас, а? Эстет хренов. Но ведь спасло же! Но, при этом, не надо говорить, что чтение приносит пользу и отвлекает от мыслей «поймаю-ка я голубя». Не отвлекает. Ты запросто можешь читать, а потом подошву лизнуть. Или голубя. Или абрикосов немытых откушать. И не надо говорить, что двадцать седьмая страница тебе жизнь спасла. Ты ж нихрена ти про это не знал! Может не 18ая страница, а 19ая. Или вообще не книга, а позавчерашние события. И вообще, какие книги? Какие, нахрен, книги?!! Ты же последний раз книгу живую в руки брал в школе, когда надо было написать сочинение по сочинениям, сочиненным Островским. Или Блоком. Во! Блок!
Идешь, такой, с книжкой Островского по непомытой шампунем дороге. На языке свербит. Подошва скользкая. Таджик то ли мыл, то ли нет - хрен поймешь. Ммм... столько вариантов! Интрига! Что сработает? И тут - БЛОК! Блок ломается и пианино, которое на лебедке с балкона 8 этажа спускали, накрывает тебя всей партитурой. И, вроде как, пык-дык-елы-палы-опаньки. Бац. Лепёшка. Капут. Лежишь весь такой, разложенный по восьми октавам и всем гаммам от е-бемоля до фа-диеза. И откуда ты мог про блок знать? Блока не задавали. А у того парня, что пианино в окно - у него, кстати, вообще трагедия. Инструмент-то был в комнате, соседней с той, рядом с которой однажды Ойстрах проходил, стоял. Курил в окно. А тут - блямс. Доски и бемоли. И ластик, который внутрь уронили и забыли. И всё! А ведь не увидь он в детстве объявления на музыкальной школе своего Стерлитамака - был бы ты здоров, ботинки б щяс лизал, иммунную систему противопоставлял бацилле. Или если бы он друзей позвал бы помочь пианину тягать. Но кто ж с пианистами дружить будет? Правильно. Только на себя расчет. Родителям бы его не в музыкалку, а в грузчики отдать - были бы и друзья и такелаж. И тебе хорошо, не лепёшкой был бы. И голубям с подошвами меньше шансов. Но не отдали же его в грузчики? Не отдали, гады. А тут - всю жизнь играл, а сын его, семилетний Гоша - отказывается. Конфликт поколений у них - а ржать в итоге будут над тобой: "он не любил классическую музыку, и она его убила". Вот пошёл бы ты под этими окнами не сейчас, а лет через 10 - был бы жив-здоров. Гоша бы пианину б не отпустил. Или вот, лизни ты подошву не прямо сейчас, а лет через сто - так таблетку бы уже изобрели к тому времени. А так – ну что тут скажешь.
Вообще ничего непонятно.